Клия и Черномор
Клия в очередной раз оказалась в том же богатом доме-особняке. «Ну, прям владения Черномора!» - улыбнулась уныло она про себя. Опять она здесь… Случайно в гостях… Удивительные вещи, искусные безделицы - раньше видела только на картинках в модных журналах! – волшебные запахи, цвета лучистые, узоры… Пышная, золоченая лепнина, гобелены на высоких стенах, сочные-цветастые витражи на стрельчатых, затуманенных окнах… Дом-мираж, дом-обман, с потайными комнатами, блуждающими стенами, мерцающими зеркалами… Роскошь-избыток изливалась на гостью, как струящийся множественными потоками свет из великолепных потолочных хрустальных люстр… Шёлковые ткани мягкими каскадами падали сверху, из туманистой неизвестности, обволакивая волнами-змеями ноги, замедляя мысли, шаги… Зыбкость, приглушенность, неоднозначность всего происходящего…Где-то голоса, смех, звон бокалов, столовых приборов. Она оглянулась – вроде бы кто-то пробежал рядом, задев дыханием. Какая-то тень. Нет, показалось. Приятная музыка, вернее, эхо далекой музыки, влилась в уши. Стало приятно, тревоги ушли. Как это все заманчиво, волнительно, томно, немного душно… Девушка сняла джемпер, оставшись в скромном платьице и, приоткрыв от восторга рот (и это уже в который раз!!!!) – ходила безвольно, как во сне, по галерейным комнатам, поднимаясь по витым лесенкам, которые возникали вроде бы из ниоткуда. Кто управлял всей этой фантасмагорией? Вверх, вниз… путаница, которая полностью сняла сопротивление, желание мыслить, оценивать. Что-то влекло, что-то довлело, повелевало, подавляло. Слишком сладко, слишком много, слишком… Сверху, вокруг – шею сдавило, ноги обмякли, защекотало в спине. Эйфория, безрассудство – иллюзия вседозволенности… Опьяненность избытком красоты, красок, звуков…Здесь все – для тебя, желанная, милая гостья…Кажется…Она прикасалась осторожно к золотым и серебряным вещицам, значения которых даже не знала, , фарфоровым вазам-цветникам ( какие ароматы живых роз и лилий!), к мраморным одеждам скульптур, глядящих сквозь нее, сквозь время, безразличных и веселых в своей вечности. Подносы из тонкого порцеляна усыпаны тьмяным, лунным жемчугом и переливами самоцветов. Что она искала, куда шла? Голоса людей и смех то ближе, то дальше. Силуэты слуг, несущих большие блюда к столу то там, то тут за тонкими шевелящимися от неспешных воздушных потоков шелками. Как остановится, передохнуть от избытка? Кто-то, видимо, ее услышал и вот он, уже знакомый, огромный - во всю стену, старинный, резной шкаф! Клия остановилась, приоткрыла дверцу - а там! Наряды, наряды всевозможных размеров, стилей, тканей и расцветок. Глаза поедали, руки тянулись, голова кружилась… Платья, юбки, шляпки, шали, пелерины, оборки, ажуры…Примерить бы… Голодная душа Клии, выросшей в нищете чувств, безрадостности существования, тянулась к этому изобилию, желая насытиться, наполниться, заискриться, затанцевать…
– Бери! – сказал молодой хозяин. Клия, чуть вздрогнув, оглянулась. Да, холеный, вежливый, молодой и смотрит куда-то в сторону, спешит, наверное…
- Выбирай, ты же замерзла, похолодало…
И точно, легкий холодок пробежал по затылку, ногам.
Опять… Ничего не ёкнуло…
И Клия снова видит себя на захолустной остановке, рыдающей, растрепанной, израненной, без сумки, без денег, в мятой, рваной нищенской одежде. Ну почему снова? Ведьмино слепое колесо… Нет, что-то не так. Клия вытерла слезы и посмотрела на пасмурное, пустое, безжизненное небо, затем вокруг себя. Пустота. А, нет, вот все тот же бомж с перекинутой через шею длинным ремешком ее сумки и ее же кошельком в руках, в котором по-хозяйски хищно ковырялись его грязные пальцы. Шакал, подбирающий остатки трапезы тигра! По-моему, он стал даже упитаннее за это время. Глаза бомжа вдруг уставились на нее и подмигнули, как старой знакомой. Клия застонала… Глухая апатия накрыла колпаком.
- Нет, ну ходят и ходят, снова и снова… Может, им нравится? - вдруг через стену пустоты пробилось в сознание чье-то шепелявое бормотание. – Уже и жалеть надоело.
Клия подняла отяжелевшие от слез веки и уставилась, еще плохо соображая, на бомжа. Бомж грыз конфету-грильяж из ее сумочки, шелестел оберткой перед носом худой уличной собаки, и философствовал насчет жизни, что текла перед ним по дороге в обе стороны.
- Ну, вышла ты из автобуса, ну посмотри же в обе стороны! – Пес водил носом за шелестящей оберткой, ожидая хоть кусочка сладости, исходил слюной и терпеливо слушал премудрости бомжацкие. – Эх, шеи неповоротливые, башки дурьи… - Бомжу надоело дразнить животное, и - бросил цветной фантик в лопухи у дороги. Пес радостно взвизгнул – и исчез в пыльной придорожной зелени. Клия перевела глаза на большую сумку у ног бомжа, из которой торчали, или ей показалось?, разные маски-гримасы. Даже корона из золотой фольги с блестками отвратительно не ко времени поблескивала среди них.
Клия взялась за горло, потерла, затем провела ладонями по затылку. Что-то невидимое, но весомое, будто треснуло в области шеи и тяжело упало вниз, рассыпаясь на части тяжёлых, уже не властных над ее волей чужих печатей, контролирующих, определяющих движение. Ведьмино кольцо? Бомж смотрел, прищурившись, на девушку и молчал.
Клия повертела свободно шеей, встала, прошлась туда-сюда, оглядываясь по сторонам в недоумении. А ведь и правда, ничто бы ее сейчас не заставило пойти по этой узкой, мрачной тропке, между мусорных свалок к парку с полувысохшими деревьями, над которым парили серые, как скрюченные пальцы бомжа, башенки дома-замка с истуканами-стражами-чудищами. Вороны сторожами сидели на верхних ветках, высматривая добычу.
Клия резко повернулась, подошла к бомжу, быстро сорвала с его грязной шеи свою сумку, выхватила уверенным движением кошелек из пальцев-крючков. Бомж не сопротивлялся, даже хитро подмигнул, как-то здраво и доброжелательно… Клия хмыкнула, прижала к груди свои вещи, закрыла глаза, щелкнула тумблером внутри и - вновь, уже осознанно, оказалась в том же доме-мираже, где работала горничной ее подруга. Подруга ли? Пришло время завершения…
«Так, я пришла навестить подругу, которая работает здесь горничной – она пригласила похвастать удачным денежным местом, которое с таким трудом нашла… Хозяев не было дома, только младший сын, который должен вот-вот уйти. Но почему-то не уходит. Уходит подруга. Щелчок-внимание. Возвращается память... Молодой хозяин. Хищный, коварный блеск глаз. Стальной луч его зрачков резанул по сердцу, лишив собственной воли – страх парализовал сознание. Итак, сейчас я помню все. Черномор. Убегать – бессмысленно. Уже и это было – любая попытка рвануть с места пресекалась парализующим, волевым его взглядом».
Клия быстро пробежала по знакомому лабиринту комнат и уверенно подошла к старинному, какому-то даже химерному на трезвый взгляд, шкафу-гардеробу, из которого просто вываливались на пол горы яркой, маскарадной одежды, обесценивая всё своим количеством - ненужностью. Открыла первую дверцу. Оценивающе посмотрела. Резко, раздраженно отбросила вешалки с крикливо-яркой, дешевой одеждой явно для прислуги:
- Не хочу!
Черномор, появившийся вроде из ниоткуда, удивился, дернулась верхняя узкая губа - игра пошла не по его плану.
- Окей, - хмыкнул парень и открыл другую дверцу шкафа. Маленькая зеленая ящерица сидела у него на плече, внимательно рассматривая гостью.
Клия мысленно отмахнулась от ее взгляда, привлеченная богатствами этого «чертова гардероба» – тьма-тьмущая шикарных уборов всех веков и эпох – атласы, парча, тафта, кружева, всё вышито золотой и серебряной нитью, усыпано самоцветами! О, как она любила рассматривать когда-то эти глянцевые журналы и мечтать о богатой, шикарной жизни для себя! Но не сейчас. Ясность щёлкнула в голове, она присмотрелась - ага, и здесь бутафория! Театр – всё мишура и обман, ничего ценного – дешевка, держится на булавках… Она зажмурилась и сосчитала до трех.
- Не хочу! – отошла она от шкафа-химеры, сердито нахмурив брови.
Черные маленькие глаза Черномора расширились.
- Ну не хозяйскую же одежду тебе давать! – и презрительно скривил губы.
Клия повернулась к нему всем телом, и с вызовом посмотрела прямо в стальные зрачки:
- Не-а, хозяйскую не хочу. Хочу – свою. Пусть сошьют.
Парень ошарашено смотрел на эту наглую девицу, которая почему-то не шла в руки, а все ускользала. Манеры! Игра! Он не мог выйти за грань правил, которые сам и написал для своей Игры. Галантность, вежливость, пустые улыбки, горы дешевой мишуры и блеска – потом бросок, маска – в сторону, и маленькая глупая птичка в клетке!!! Ах, какая увлекательная игра. И так было тысячи раз.
Но сегодня эта глупая птичка решила поиграть с ним, показать свои коготки – собственную волю. Взгляд-парализатор уже не действовал. Хорошо. Так даже интереснее. У нее проявился характер! Но птичке не убежать, так как главный козырь – в его руках: здесь всё, абсолютно всё служит и повинуется только ему. Он щелкнул пальцами, и в комнату вошли швеи с рулонами разнообразных материй. Клия искоса поглядывала на Черномора, который стоял лицом к затемненному окну, давая время жертве порезвиться. Она долго, капризно выбирала ткани. Дешевые, грубые, не то, не то. Дорогие, тяжелые – тоже в сторону. Вот это – легкое, струящееся, скользящее по телу, как тысячи маленьких змеек. По взгляду швеи поняла – выбрала самое дорогое. Черномор не торопил. Отошел от окна, сел в кресло и закурил что-то дымное и кружащее голову всем в комнате. Швеи вдруг засмеялись, закружились и, пританцовывая, начали быстро делать свою работу. Клия смотрела на зеркально отполированную поверхность дверцы шкафа, наблюдая за танцами девушек с иголками и ножницами в руках. Ее отражение в глянце тоже пыталось рассмеяться и подпрыгнуть, но Клия по-хозяйски возвращала его на место. Она оглянулась – Черномор с плотно сжатыми, напряженными губами смотрел на нее. Он поймал быстрый взгляд девушки – и снова надел маску радушного молодого хозяина.
- Ну что, готово? Заканчивайте. Я жду тебя внизу!
Швеи вдруг исчезли. На кресле лежало ее готовое великолепное платье – всё, как она и хотела, мечтала в давних-давних снах! Великолепно! Она сбросила свою старую одежду, в которой пришла сюда (и сотни раз приходила!). Ну вот, так лучше! – удовлетворенно осмотрела себя со всех сторон девушка, стоя перед огромным зеркалом – и откуда только появилось? Новая одежда облекала ее тонкую фигуру, как змеиная кожа, и также переливалась изумрудно-небесными блестками-чешуйками. – Вот она - я! – подумала с гордостью девушка и – осеклась. В каждой блестке отражался облик хозяина, «поскольку вся и всё здесь служит ему». Клия обессилено опустилась в кресло. Новая ловушка… Она потерла горло, шею – ведьмино кольцо, его тень, еще висело, не отпускало. «Бомж, где же ты, миленький бомж, помоги!» - ничего иного девушке в голову больше не пришло.
- Сними новое, одень старое, но истинное, которое твое, - вдруг услышала Клия знакомое шепелявое бормотание в ушах.
- Благодарю, бомжик! - сбросив с себя новосшитый чужой наряд, она схватила свое простенькое платьице.
- Не то, не то, и это - не мое, - вдруг осознала Клия. - А где же мое? – и, в чем мать родила, она подошла к зеркальной поверхности. Зеркало вдруг задрожало, прояснилось. Там стояла другая Клия, в своих истинных, первозданных, великолепных, блистающих одеждах, как в радужном, чистейшем облаке сияющей любви! Ничего подобного ни один модный журнал не смог бы предложить ни одной моднице! Она укуталась в свой убор, как птичка в золотые перья!
Клия вышла на длинную витую лестницу, полыхая, как сказочная Жар-Птица, держа в руках две зажженные свечи. Мраморные стражи смотрели все также в вечность, безразличные к ее судьбе и всему происходящему. Просто куклы. Розы в высоких напольных вазах ощетинились шипами, куда-то исчез их пьянящий, привлекательный аромат. Внизу, у накрытого бутафорными яствами стола с высокими стрелами-свечами стоял Черномор. Услышав шаги, он повернулся и отступил на шаг назад. Перед Огненной, полыхающей Триумфом Птицей стоял Змей, хищный, голодный и – побежденный.
Последняя иллюзия-печать страха – страха Жить - упала на пол, и Клия просто вышла через дверь, которой никогда и не было.
Сейчас она стояла в центре благоухающей цветочной поляны, наполненной солнцем и жизнью. Дикие голуби ворковали у ее ног. Чистый воздух наполнил легкие праздником и счастьем. Клия нагнулась, увидев в траве зеленую ящерицу, холодно смотрящую на нее немигающими глазами. Девушка подмигнула весело ей – ящерица исчезла.
Клия снова стояла на остановке, нарядная, радостная, благоухающая – вроде бы одежда та же, из прошлого, но – облегченная, светящаяся, пронизанная какой-то запредельной понимаю чистотой и ароматами. Она посмотрела через дорогу – там, на камне у раскидистых лопухов сидел старик – бодрый и крепкий – и вырезал ножичком какую-то фигурку их куска дерева. Клия присмотрелась к фигурке – это была жар-птица, великолепная, как сама жизнь. В пыли лежала сума старца, из которой торчали те же края масок, но уже радостных, смеющихся. Из лопухов, ярко зеленых, омытым солнечным веселым дождем, появился знакомый пес, неся конфетную обертку и радостно виляя хвостом – мол, поиграем еще? Клия подошла к ним, ее сумочка каким-то странным образом опять оказалась возле старика. Клия нагнулась за сумочкой и увидела в ней солнцеликий алмаз! Глаза ее расширились от немого восторга - и это вместо дешевых конфет! Бомж-старик хмыкнул и подмигнул – мол, чего не бывает в наших краях!
Вдруг, взгляды всех троих пересеклись и – на миг время остановилось. Кто мы? Что мы? Во что играем? Короны триумфаторов с алмазными навершиями – золотые, великолепные – загорелись над каждым! Их взгляды разошлись, и каждый опять занялся своим делом, озарившись на нескончаемый миг Истиной своего пути и великого предназначения.
В ушах Клии зазвучала странная песенка, и она знала, что это ей точно не кажется:
Скоморошья судьба – пировать,
Да хозяев-гостей развлекать,
Скоморошья еда – скоморошья игра,
Длинный путь без начала-конца.
Скоморох ни о чем не раскается,
На авось на небось полагается,
Он без роду-отца, он не ведает сна,
Все пиры да пиры без конца.
Нет порога, откуда все начато,
Нету слова, откуда все зачато,
Без вершин, без небес, строит он Храм Чудес
На пирах – он звучит, словно шест.
На тот шест скоморох опирается,
С ним одним он всегда обнимается,
Приглашают его, где искрится вино,
Скоморох будет петь весело…
Есть где Путь, скоморох там встречается,
Странник в нем, углядев, не обманется,
След прямой, шест дугой над седой головой –
Эй, старик! – но стоит молодой.
2019-2020г.