Он был моим Цветком
з рубрики / циклу «XXX»
Я влюбился в него, когда Он был совсем еще малышом.
Каждое утро, ровно без пяти минут восемь, - дверь его подъезда открывалась. Показывалось его испуганное лицо. Потом, Он медленно шел по направлению к своей школе, вскоре скрываясь за другими многоэтажками.
Так получилось, что именно в этот час, каждое буднее утро, я тоже шел на работу. Работал я в, незначительном, рекламном агентстве, по соседству с моим домом. Каждое утро я шел небольшой отрезок пути за ним. День за днем, месяц за месяцем. Я так привык к нему, но старался не подавать виду, что бы Он ненароком не испугался меня.
Шло время. Он рос. Он был словно цветок, медленно показывающийся из - под тающего снега. День за днем, - становясь все больше. Он – был моим цветком.
Однажды, я возвращался с работы. Обычно, в это же время, шел со школы и Он, но сегодня его не было. Скупившись, в местном ларьке, я отправился домой расстроенный. Вдруг раздался звук бегущих позади ног. Я повернулся: Малыш бежал изо всех сил домой. Одежда его была порвана. В глазах страх. На щеках ручьи слез. За ним мчалась орава мальчишек, - видно его одноклассников. В руках у них его портфель: «куда Ты? Забери свои вещи!» - кричали они, бросая очередной камень, в его направление. Внезапно, один из преследователей, швырнул портфель в Малыша. Полная книг сумка, сделала небольшую дугу в воздухе и буквально «прибила его» к земле своей тяжестью.
Мною овладела ярость. Бросив продукты на землю, я помчался в сторону обидчиков.
- Убирайтесь прочь! Уроды! Еще раз его тронете, я разорву вас в клочья!
Дети молниеносно бросились кто куда. Через минуту все стихло.
Я повернулся. Но асфальт был пуст. Мальчика не было. Вместо него на дорожке перед домом была лужица алой крови. Я испугался, - Он разбил себе нос. Кто знает, что эти ублюдки могли с ним еще сделать? Хорошо, что Он попал домой. Собрав продукты, я еще раз посмотрел на место, где Он упал. Потом на окна его дома. На улицах, царствовала лишь весенняя тишина, и изредка щебетали птицы. – Сейчас Он, дома, в безопасности, со своей матерью, - успокаивал я себя.
Тогда ему было, где то семь лет.
Прошло время, долгое время я не видел его по утрам вообще. Но следующей весной, в очередной жаркий апрельский день, именно тогда, когда улицы наполняются запахом цветущей акации, а все каштаны – увешаны диковинными цветами, я увидел его. Он, снова шел впереди, тихо переставляя ноги, по направлению к свой школе. Внезапно Он повернулся и посмотрел мне в лицо. В руках у него были молочные цветы каштана. Сделав пару неуверенных шагов вперед, Он протянул мне маленький букетик, собранных им, цветов.
- Это Тебе, - Он покраснел и резво унесся по дороге в школу.
- Спасибо, - сказал я молодым листьям каштана, - хоть бы Тебя больше никто не трогал.
Это был первый раз, когда я собственными глазами увидел его улыбку.
Друзей, у него, - было немного. Если вообще они и были у него. Иногда я видел, как Он прогуливается один. Осматривает землю, что - то подбирает. Интересно, что? А иногда, Он собирал цветы для своей мамы – отца у него не было. В летние дни, Он взбирался на одно из ближайших деревьев, прятался в листве и наблюдал за прохожими. На осенних каникулах, - Он делал самостоятельно кормушки для птиц и вешал их на ветки деревьев, а в зимние каникулы – подкармливал не только птиц, но и бездомных котов и собак, что вечно ютились у помойки. Дворовые дети, его не любили: Он отказывался стрелять с ними из рогаток, привязывать к котам питарды, курить, звонить в звонки и убегать. Все это, я наблюдал из своего окна, на третьем этаже моей небольшой квартиры.
Так шли годы.
И мой чистый цветок, незапятнанный грязью этого мира, - рос.
С того дня, когда Он подарил мне цветы, мы больше не встречались лицом к лицу.
И снова, в один весенний день, Он шел со школы. Я же, - направлялся в магазин. Помнит ли Он меня? Чем ближе, Он подходил, - тем сильнее у меня было плохое предчувствие. Да, и сейчас – его снова побили. На хрупких плечах, Он волок свою сумку, на которой был нарисован улыбающийся череп. Рубашка была порвана, а под глазом – синяк. Но большую боль, - Он испытывал в душе – я виде это; я знал это. Он сильно изменился: яркая одежда, кеды, длинная челка. Но глаза его, я узнаю всегда, какой бы вид, Он не приобрел.
«Только по настоящему чувствительные люди, способны стать эмо, панками или готами. Поскольку видят, вся фальшь этого мира и не хотят с ним смириться, всем видом и образом жизни, - показывая – нет, мы не станет перед вами на колени!» И Он – был именно таким, за что видно, и был так неприятен серой массе его сверстников. Его крылья обожглись жизнью, но все же – остались крыльями. Я же, - вообще не имел крыльев никогда.
Мы встретились глазами. Он наклонил голову, пряча взгляд. Он – вспомнил меня. Чувства бальзамом наполнили мою душу. А в мозге грянул гром: «Нужно немедленно прекратить это! Я не вынесу больше видеть его таким расстроенным!»
Ноги пошаркали в небольшой сквер. Сев на пустую лавку, я принялся обдумывать план и ни с того ни сего, меня озарила идея.
Я насупил брови и отправился тяжелой походкой к его школе. Лицу я придал, как можно более суровый вид. В самой школе, было людно, - не все дети отправились по домам. За зданием школы, впрочем, как и всегда – подростки курили сигареты и зажимались со своими девушками. В холле было темно, даже мрачно. Техничка взвизгнула:
- Вы кто?!
- Где кабинет директора? – не церемонясь, я задал прямой вопрос.
- Вы родитель? Посторонним в школе находиться нельзя.
- Да, я родитель, - врали мои губы, глаза и все выражение лица.
- Хорошо. Вот, она указала на ближайшую белую дверь, - сюда.
Я прошел к двери. Постучав, вошел в кабинет. Внутри, за столом, сидела «грузная» директриса, на носу свисали очки, а руки увязли в клавиатуре компьютера.
- Значит, спокойно сидите здесь? В Одноклассниках? – я подошел поближе, - ах да, Вконтакте! Значит, вот чем сейчас только и могут заниматься учителя? А то, что у вас под носом угрожают смертью моему сыну, вы не замечаете! Так же, как и не замечаете все дела сволочей, творящиеся в это школе?!
Мои слова били в самое яблочко, не нужно было даже говорить фамилию, - моего цветка. Она все поняла и, ошарашенно, смотрела мне в лицо. Она прекрасно знала, о ком я говорю.
- Что вы себе позволяете?! – закудахтала она.
- А, что позволяете себе «вы»? Вам что, сложно выгрести «все дерьмо» из этой школы?!
- Это кого еще можно называть «дерьмом»? Если я вас, верно, поняла, то ******* ваш сын! Как вы можете так халатно относиться к его внешнему виду. Это консервативное общество, и то, как Он выглядит – у нас уродство. Не нравится наше обучение, - отправляйтесь в Америку или куда еще там! – это она сказала, поглядев на мои дорогие часы и костюм. - А его оценки, - да он двоечник, - только и может вечно читать книги под партой, - но проку от них не видно! Пусть бы лучше мышцы накачал, вон как мой сын – Володька, и его бы никто не трогал.
Еще немного, и я бы ей сейчас врезал, прямо в круглые очки – скрывающие её свиную морду. Благо, я сдержался. Вместо этого, я через зубы процедил:
- Кто сделал это с ним сегодня?
Она промолчала.
- Я спрашиваю, кто это с ним сделал?! У меня, такие связи, - конечно же - я врал, - что если потребуется, - вашу дрянную школу снесут за час, а на месте вырастет новый супермаркет! Говорите, кто его обидел?
- ********, кажется и ********* - процедила она. Если с ними что - то будет, виноваты будете вы!
- Где они сейчас?
- Вон, - она тряхнула мордой в окно, - они курят за школой.
- Прекрасно!
- Только не навредите им, иначе вся вина будет на вас! Я с вами не говорила. Ох, Боже, я вас не видела, - и она плюхнулась на диван. Очки свалилсь с её глаз на пол, разбились.
За углом стояло два отпетых ублюдка, считающих себя крутыми парнями, в дрянном адидасе. Под глазами желтые круги, в руках сигареты, под другой рукой по собственной шлюшке. А на головах, - скудная растительность, - как будто сейчас они уже готовились к пенсии. Благо, такие субъекты не доживут до старости, с таким то образом жизни. Благо!
Сначала я схватил обоих за футболки и дуранул об стену. Те, шокированные, выплюнули сигареты и попытались вырваться. От, рядом стоявших, шлюшек и след простыл, - умчались за угол.
- Крутые, значит?! – они вертелись, пытались вырваться, но не выходило.
Я еще больше кулаками обеих рук, изо всей мощи вдавил в стену. Пусть знают, ублюдки!
- Еще раз, слышите, еще раз я узнаю, что вы или кто - то из ваших друзей, тронете хоть кого-то в этой школе, кого-то на этих улицах, - я вас прикончу, - лицо мое было, наверное, такое зверское в этот момент, что по их щекам полились слёзы. – Щенки!
Напоследок, я напихал им рты, их же сигаретами, - что бы больше не повадно было.
- Не прикончу я, прикончит вас сама ваша жизнь. Запомните это.
Остаток дня, до самой полуночи я провел в пивном баре. Истратил все свои деньги на выпивку. Я так давно не пил, но и как давно не совершал подобных поступков.
Теперь, я мог не бояться за Него. Как и показало время, больше в этой школе не происходило ничего криминального. А его, лицо, - всегда было улыбчивым; практически всегда, ведь Он, снова сильно изменился.
Прошли годы. Заканчивался его последний учебный год.
В тот весенний дождливый сырой месяц, я сидел у окна. Болел уже две недели. Пил кофе и смотрел в окно, прям как в собственном детстве.
И вот. Появился Он, - шел со стороны своей старой школы. Шел с кем то. Шел, держа кого - то за руку. Высокий и худой, в темной, сильно прилегающей к телу - одежде, с перекрашенными в черный цвет - волосами, пробитым ухом, и в ярких розовых кедах. В просвете листвы деревьев, я увидел того, с кем Он держался за руку – это был парень. Тоже в черно–розовой одежде, с пробитым носом и с туннелями в ушах. Пара, - а они были действительно парой, остановилась перед его подъездом. Они медленно поцеловались, на прощанье. Моё окно, было приоткрыто, и я услышал его голос: «Ты, первый, кто меня поцеловал».
Чашка упала из рук, - разбилась вдребезги об плитку пола.
Окончив школу, Он покинул этот провинциальный город. Уехал, - куда? - Неизвестно. С болью в сердце, я каждый день медленно проходил по «нашему» старому отрезку пути. А его цветы, - до сих пор лежали у меня дома, заботливо сложенные в коробку. Иногда, я открывал её, - они все еще издавали свой приятный запах, - запах безвозвратного прошлого. Когда меня уволили с прежней работы – мол, выдохся, на сбережения, я приобрел маленький ларек – в котором сам и заправлял делами. Из его окон, я всегда мог увидеть, - увидеть его, с какой бы стороны Он не пришел. Если бы Он вернулся, ох – если бы Он вернулся! Но Он, не вернулся...
Я умер в 2044 году, именно в тот день, когда первая человеческая нога, ступила на поверхность Марса. В тот день завывал осенний ветер, наверное, именно Он – и выдул из меня последний луч надежды. После моей смерти - никто не мог сказать обо мне лихого слова.
Но малыш, как - то приехал. Приехал уже в зрелом возрасте. Он посетил свою состарившуюся мать, потом отправился в соседний подъезд. Он отыскал его квартиру, но – там жили уже совсем другие люди. Он всю жизнь – помнил, но только сейчас, смог вернуться. Получил множество образований, дипломов, нажил достаточный капитал, купил роскошный дом и машину, и теперь – с уверенностью смог вернуться в свой город, за «Ним». Но его уже не было. Он – опоздал. Уже ничего больше не имело ценности для него, - что толку от «всего», когда нет «главного»?
В тот же день, Он отыскал его, густо заросшую сорняками, могилу на местном кладбище. Под гранитным памятником, - лежала пожелтевшая коробка, наполовину изъеденная плесенью. Он открыл её. Там лежали иссохшие цветы их любви.
- О, Боже, Он хранил их все это время!
По лицу его полились горькие слёзы. Он упал на могилу, обнял её и плакал. Долгие часы плакал, возможно – и дни. Целовал влажными губами землю, вонзаясь глубоко в неё – ногтями.
Через семь дней, сторож местного кладбища, того провинциального города, - нашел молодого парня – мертвого молодого парня. Все руки его были в земле, в правой руке – сухие цветы каштанов, практически полностью истлевшие. Он лежал на земле, обняв могилу. Сердце его – не билось.
Сторож плюнул на землю.
- Тьфу Ты! – увидев имя и фамилию на надгробии, - как пидарасы разплодились! И куда катиться наш мир?..
Сторож, медленно выкурил пару сигарет, вызвал милицию, а после – отправился в сторожку – там его ждала его старая любовница баба Дуня.
Небо в тот день, было особенно голубое.
Нікополь, 2011