Всадники
Четверо сидело у пламени, погружаясь мыслями всё глубже в родные звезды, рассудком ища в темноте позабытый памятью покой. Четверо, одетые в кровь, плесень, туман и закат стояло на страже живых и мертвых, пока тени отступающего мрака цеплялись когтями за вековые кроны, пока жадная голодная пасть рассвета раскрывалась над миром, а солнце всходило робко, поглощая и темноту, и звёзды, и прекрасное чёрное небо.
Когда ветер, непрерывно блуждавший между деревьев, садился наконец, уставший, на верхушках, прислушиваясь, альвы говорили и были их слова древними, как мир, и плыли сквозь призму событий, когда-либо произошедших в безграничном мятежном пространстве. В словах их была сила, гордыня и пепел, и дождь, и радость, и слёзы, и скорбь, что удушливая, всё-таки совсем не потерявшая своей страшной власти скорбь. Её цвет - чёрный.
«Белый любил походы, - склонив голову, говорил первый, бледный и скуластый, - росчерком клинка он рассыпал звёзды. Он влюбился в опасность, играл и сражался, и однажды встретил её, в чёрном капюшоне на холме, вдалеке от родных, где песни поют птицы, где трава была зелёной и тихой, где снились безликие родные...
Там его ожидали».
«Красный любил вино, - продолжал второй, альв жилистый, стройный и высокий, - но ещё больше он любил воевать. Он был чист помыслом, он не убивал ради денег и славы. Он сражался честно и бестрепетно, и был проклят вдовами, и забыт.
Но и он когда-то ходил по земле».
«Сизый любил измерять, - шептал третий. Обычно, он был молчалив и сосредоточен, но сейчас его глаза постепенно оживали, уста говорили чувственно и торопливо, - он знал, зачем идёт и чему служит. Он был позади, но судил праведно. Его боялись и уважали, он выносил приговор и платил за исполнение. Однажды, он предстал перед тяжёлым выбором - но вовремя оценил положение, и принял меры, и сложил голову, и лежит теперь глубоко-глубоко под землёй.
Долго же лежать ему».
«Чёрный закрывал рты, - четвёртый улыбался. Так могли улыбаться только невинные, - он забирал гниль и золото с одинаковой прытью. Он не умел вести, как Белый. Он не умел наказывать, как Красный. Он не умел судить, как Сизый. Но он исполнял приговор».
Четверо подняли головы, закрыли уставшие глаза; длинные волнистые волосы, медные, рыжие, платиновые и чёрные, прекрасные, рассыпались по могучим плечам, взблеснули и погасли зелёные глаза - древнейшие из тех, что когда-либо что-либо видели. Стройные тела вздрогнули, силуэты пошатнулись. Луна скрылась, горизонт озарился огнём. Что-то приближалось.
Пустота породила нас всех и отправила на вечные поиски. Что такое цель, что такое правда? Был тот, кто защищал мир от смерти ценой собственной жизни. И что с ним теперь? Был тот, кто позорно спасал себя, забыв страх перед Судьей. Жив ли он? Нас призвали в качестве свидетелей. Мы шли издали, наши души уставшие. Или это уже не души вообще?
Шёпот.
Mors et tenebris.
Дрожит земля.
Mors et tenebris!
Кричат мёртвые.
Mors et tenebris.
За кем-то отправилась смерть.
Наши глаза ясны, наши лица строги. Мы представляем, как улыбаемся тем, кто нас видит. Мы представляем себя сидящими у костра с любыми, обняв их за нежные плечи – а взгляды наши по-прежнему далеки, и горят, хоть и света в них больше не осталось...
Мы любим жить.
Воронки вместо глаз.
Мы любим.
Мы представляем.
Едут всадники числом четыре. Их плащи затмевают звёзды. Имена… имена не имеют силы, но альвы опускаются всё ниже и ниже в почтительном, почти что раболепном приветствии. Впрочем, стрелы их не растеряны, а мечи не ржавеют без дела.
И вот, конь белый, и на нём всадник, имеющий лук, и дан был ему венец; и вышел он как победоносный, и чтобы победить.
«Это я, - шепнул первый, лицо побелело, - я еду, братья. Глядите же на меня!»
«Запомните!»
Мы запомним. Мы никогда не забудем твоих песен, брат, не забудем твоей радости и печали. Не забудем твой лик, твои тонкие губы, вздёрнутый кверху нос, горделиво поднятую бровь. Не забудем туман твоих одежд, твоих слёз и твоих мук. Ведь мы с тобой едины.
И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч.
«Дождался!»
«Вы слышите, как грохочет гром? Это подковы Войны, это Война верхом!»
Mors et tenebris.
Мы запомним. Мы будем слушать голоса твои, пока корни не утащат нас под землю. Мы знаем цену твоих деяний, знаем и превозносим твои подвиги ратные. Ты, высокий и широкоплечий, лучший из нас, немигающий, тяжело твоё бремя! Кровавый твой блеск, кровоточат твои раны…
Но мы рядом. Мы рядом, мы помним!
И вот, конь вороной, и на нём всадник, имеющий меру в руке своей.
Мы не забудем. Всему есть предел, за всё платят, и мы слышим предков, вторящих тебе. Все души рассчитаются. Все грехи вспомнятся. Все правды запишутся в книгу и останутся. Ничто не стирается. Плесень твоя казнь и твой удел, но мы верим, что ты не боишься. Мы знаем, ты рассудишь верно. Мы последуем за тобой, брат.
Наши звёзды сохранят наши лица. Мы те, кто забыт…
Разве важно, кто был, а кто нет?
И вот, конь бледный, и на нём всадник, которому имя "смерть"; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвёртою частью земли - умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными.
Колодец душ переполнен. Мы презираем боль и слабость, и скупое ожидание.
Мы риск. Мы перемены. Мы были и исчезли, но остался наш след.
Да льётся же красное вино в кубок жизни, пока те, кто может, помнит наши слова!
Помнит туман, Первого; Белого, кто шёл впереди всех…
Помнит кровь, Второго; Красного, бессонного и с мечом…
Помнит плесень, Третьего; Сизого, собирающего плату…
Помнит закат, Четвёртого; Чёрного, немее чем звёзды.
Взошло солнце. И чёрный, и белый, и сизый, и красный рассеялись как дым. Песен больше не поют о них. Не льют по ним горьких слёз. Но я помню каждого.
Ведь они тоже умели любить.
3 июня
