Кэт
- Ну как ты не понимаешь! Я чужой в любой компании, изгой, мебель! Даже толстый очкарик в сто раз привлекательнее меня! Его хотя бы дразнить будут, а на меня просто никто не обращает внимания.
- Не городи чушь, Миш. Просто ты не выпячиваешь свое существование напоказ всем, как это делает тот же Бес. Он любит быть клоуном, всенародным любимцем. Ну, или ему приходится таким быть, тут уж как фишка ляжет.
- Ой, Кэт, умеешь же ты сравнивать, - Михаил поморщился, - Бес… Я ненавижу его. Причем именно за то, что он всегда в центре внимания. Если верить в то, что весь наш мир театр – он гребаная звезда. А я так, полы подметаю.
Кэт, высокая девушка, одетая по последнему писку моды, актуальной для среднего провинциального городка, с сочувствием посмотрела на своего собеседника. Казалось, что весь его внешний вид кричал о безысходности своего обладателя.
Глубоко вдохнув и медленно выдохнув, чтобы не накричать на этого упрямого зануду, она продолжила:
- Мишка, хватит бредить, блин. Ну, проигнорили тебя пару-тройку раз на наших пирушках, что теперь – вешаться?
- Пару раз?! Ты издеваешься? Да меня даже на фотках нет! Понимаешь, даже фотоаппараты меня игнорируют, не хотят портить людям память о вечеринках, - удрученно ответил подруге детства Михаил.
- О, боже! – Кэт подняла руки к низкому, грозовому небу, - что ты еще придумаешь? Или тебе сейчас фотоальбомы припереть? Давай схожу, принесу – посчитаем, сколько раз твоя мордаха мелькает на первых планах.
- Не надо, Кэт, это ничего не меняет. Хоть ты фото-сессию сделай, мою ничтожность этим не изменить, - Михаил с тоской глядел себе под ноги.
Кэт полезла в сумочку за сигаретой, она знала, что Мишка не выносит ее этой привычки. Сейчас он как обычно начнет на нее кричать и вырывать из рук «раковую палочку». Уже после пары затяжек, Кэт поняла, что на этот раз ее друг детства так глубоко закопался в свои придуманные проблемы, что обычным поддразниванием его оттуда не вытащить. Вкус никотина на этот раз оказался противнее, чем обычно. Кэт не выносила даже запах табачного дыма, причем уже давно. Однако каждый раз, когда Мишка был в пределах видимости, она демонстративно начинала курить. Ей нравилась эта его гипертрофированная забота. Странно, обычно, когда ее кто-то пытался опекать – в ответ получал такой посыл негатива, что охота что-то советовать отпадала раз и навсегда.
А Мишка как-то по-особенному заботился о ней, словно средневековый рыцарь пришел к ней, спустя столько лет после прочтения той самой книжки про турниры, прекрасных дам и поцелуи. Да, влетело ей тогда от мамы, за то, что читает книги не по годам. Как будто там про секс с подробностями писали, вот уж чудаки эти взрослые. Неужели не понимают, что своим поведением они-то как раз и провоцируют деток на совсем не детские шалости. И чтение «запрещенной» литературы – это самое невинное из.
«Мишка, дурачок, сколько же мы с тобой знакомы. А ты все так же комплексуешь, загоняешься, ненавидишь себя и свою жизнь. Если бы не этот постоянный негатив, который хоть ведрами черпай, исходящий от тебя, то я бы давно уже согласилась перевести стрелки нашей дружбы на что-то более существенное. Но при таком раскладе крутить романы, это что-то наподобие невинного пикника на крыше ЧАЭС. Вроде и поели хорошо, и облучились замечательно» - эти мысли не раз всплывали в сознании Кэт, когда она смотрела на своего, наверное, единственного друга. Нет, девушка она эффектная и общительная, вокруг нее постоянно кто-то крутился с предложением руки, сердца и папиной машины. Но это все была какая-то шелуха, которая исчезала после первого же свидания. О серьезном разговоре с такими био-организмами Кэт даже не помышляла – не хотелось травмировать молодых людей.
- Кэт, почему молчишь? – Мишка даже не посмотрел в ее сторону.
- Да вот думаю, когда ты на меня кричать начнешь, что я опять курю, - она выкинула тлеющую сигарету вниз, туда, где двигался поток людей.
- А ты курила? Странно, я даже запаха не почувствовал, - вяло ответил Мишка.
- Да с твоим состоянием ты сейчас, даже если я стриптиз начну тут изображать, не заметишь, - фыркнула Кэт.
- Нет, если стриптиз – это я точно замечу, - одним уголком рта улыбнулся Миша.
- Кобель! – Кэт была рада, что вызвала хотя бы это жалкое подобие обычной улыбки Мишки.
«Кстати, улыбка у него красивая. Жаль, что он ее редко использует» - с сожалением подумала Кэт.
Действительно, он улыбался редко, в основном только в присутствии Кэт. Когда она была рядом, обычно хотелось смеяться, радоваться тому, что живешь, дышишь с ней одним воздухом, разделяешь один участок суши. Но только не сейчас. Сегодня и правда был самый тяжелый день в жизни Михаила, казалось, какая-то тоска выжигала его изнутри, изматывая своей отвратительной горечью.
Мишка сидел на краю девятиэтажного дома и смотрел вниз. Было ощущение, что весь мир сжался в точку и все вокруг – это лишь мутное отражение привычных вещей. Только он и Кэт были настоящими, живыми. Это было настолько необычно и одновременно пугающе, что скрежет в груди, именуемый душевной болью, стал вполне себе осязаем.
- Миш, давай спустимся отсюда, мне холодно, - Кэт обхватила плечи руками, пытаясь согреться.
- Я не хочу. Не могу уйти отсюда, понимаешь? – Миша и вправду не мог себя заставить подняться с края крыши. Что-то не пускало его, сковывало волю.
- Не понимаю. Еще раз говорю – я замерзла! Ты хочешь, чтобы я заболела, эгоист? – возмутилась Кэт.
- Ты иди, Кать, я тут чуть посижу и тоже спущусь, правда. Но именно сейчас я не могу уйти.
- Я без тебя не пойду. Не могу бросить тебя одного наедине со своими мыслями, - ответила Кэт.
- Уходи, все нормально, - Мишка вновь выдавил из себя тень улыбки.
- Не верю я тебе, ой не верю. Но раз уж прогоняешь – дело твое, оставайся. Сиди тут, страдай и издевайся над собой. Ты же этим собрался заниматься в одиночестве на этой грязной крыше?
- Наоборот, подумаю над твоими словами. Может, я и вправду наговариваю лишнего. Это осень так на меня влияет. У меня, наверное, обострение, как у психов, - лицо Мишки вновь озарила улыбка, робкая и неуверенная.
- Про психов – это ты верно подметил, - Кэт рассмеялась, - но раз так заговорил, то у тебя есть шанс на выздоровление. Давай, как закончишь тут в гордом одиночестве признавать мою правоту – позвони, пойдем прошвырнемся.
- Ладно, договорились, жди звонка, - Миша вздохнул с облегчением, глядя, как Кэт вышла в дверь, ведущую на лестницу в подъезде. Он остался один.
Едва за подругой закрылась дверь, Михаил откинулся назад и закрыл глаза. Он лежал и видел яркие картинки из прошлого: вот он знакомится с Кэт, а вот впервые признается в своих чувствах, получает отказ, потом еще и еще. Поняв, что эта девушка ему не по зубам, он начинает просто дружить с ней, выручая во всевозможных ситуациях, поддерживая тогда, когда она расставалась с очередным поклонником. Иногда они столько времени проводили вместе, что окружающие начинали поговаривать, что наконец-то эти два чудика стали встречаться. Но это было неправдой, между ними всегда была некая тонкая стеклянная стена отчуждения, сломать которую оба боялись.
А вот уже другие изображения вышли на передний план.
Мишка открыл глаза и снова сел. Закрыв лицо руками, он стал раскачиваться из стороны в сторону. Ему не хотелось даже думать о том, что сегодняшняя встреча с Кэт была последней. Нет, нет, нет! Этого не может быть. Почему она? Почему это случилось с ними? За что?
Мир, сжимавшийся вокруг Мишки, еще плотнее обхватил его со всех сторон, сдавливая в стальной обруч, не давая пошевелиться.
Кэт лежала на земле, свернувшись калачиком. Миша, подойдя к ней, сперва подумал, что она просто спит. Ну и что, что в лесу. Мало ли бывает ситуаций.
Он упал на колени и коснулся ее руки. Боже, какая же она холодная. Неживая. Мертвая.
Мир качнулся, завертелся, вокруг мелькали чьи-то лица: плачущая мать, раздавленный горем отец, люди в халатах, знакомые и бывшие друзья. Все они смотрели на Мишку, словно ждали от него чего-то. Но что он мог им сказать? В том осеннем лесу был не один, а два трупа. Кэт и Мишка. То, что в одном из них по-прежнему билось сердце, ничего не меняло.
Ветер толкнул Мишу в грудь, словно заправский боксер – тупая боль разлилась из солнечного сплетения до макушки. В желудке переваривались гвозди, раздирая внутренности. Хотелось выть, но не было голоса. Можно было разреветься, как в детстве – отчаянно, теряя все те маски, этикеты и прочую муть. Но слез почему-то тоже не было.
«Сколько можно изо дня в день приходить на эту чертову крышу в надежде, что сегодня Кэт останется со мной, или что у меня хватит смелости прыгнуть?» - в голове Мишки крутилась одна и та же мысль день ото дня.
В это время, где-то далеко в отделении психиатрии пожилой врач с добрыми глазами наблюдал за молодым человеком, неподвижно сидящем в углу палаты.
- Он так и не пришел в сознание?
Женщина с крупными, тяжелыми руками и старой, еще советской прической, покачала головой.
- Дозу лекарств усиливали? – спросил врач.
- Увеличивали, уже дважды – все без толку. Приходится силой поднимать с пола и укладывать в постель, водить в туалет. Постоянная вялость и полная дезориентация, плюс сильные галлюцинации. Несколько раз называл меня Катей, - устало ответила женщина.
- Катей? Это та девушка, из-за которой он, собственно, оказался здесь. Подружка его. Была. Убили какие-то подонки, а он нашел ее. Вот и…, - врач кивнул в сторону юноши, не договорив.
- Ох, что ж это такое творится-то?! Откуда у людей столько жестокости? – воскликнула женщина.
- Ну, голубушка, вам ли задавать такие вопросы? Все это – психология, наш с вами хлеб.
Оба собеседника умолкли, задумавшись о чем-то своем.
А в это время Мишка, подавив очередной спазм в области желудка, встал на кромку крыши. Где-то залаяла собака, плакал ребенок, шумели машины. Кругом была жизнь, краски. Не было их только здесь, сверху многоэтажки. Мишка в полной мере осознал теперешнюю свою ущербность, никчемность, ненужность. Он вдруг понял, что больше никогда не придет сюда снова. Это мир живых давно выбросил его на берег.
Мишка закрыл глаза и шагнул вперед.
А в это время где-то далеко, в маленькой палате психиатрического отделения умер молодой человек, так и не пришедший в сознание.
