Куклы
Небольшое триллер, основанный на снах.
За окном шумел мелкий осенний дождь, вяло пытаясь столкнуть остатки понурой листвы с замерших в ожидании деревьев. Те, в свою очередь, боялись лишний раз шевельнуться, чтобы не упрощать задачу настырному дождю. Но все повторяется год из года: как бы ни сопротивлялись древесные исполины, их одежда будет нещадно попрана и надолго спрятана под зимним повоем.
Павел, типичный офисный работник, недавно разменявший четвертый десяток довольно посредственных лет, сидел на рабочем месте и всеми силами пытался изобразить подобие рабочего процесса. У мужчины, выглядевшего немного старше своих лет, это плохо получалось. То и дело он тоскливо посматривал на мокрое оконное стекло, по которому тягуче расползались дождевые капли. В кабинете работал кондиционер, но хватало одного мимолетного взгляда на заполонившую всю уличную свободу сырость, как по телу пробегал озноб. Жесткий воротник рубашки царапал не по-мужски нежную шею, лишая возможности смотреть по сторонам. «Шоры офисной кобылы» - именно так называл дресс-код друг Павла Женька, которому, кстати, Павел был должен приличную сумму в размере двухмесячного платежа по ненавистной ипотеке. Павел скрипнул зубами, вспомнив про это постыдное долговое обязательство.
Было дико неудобно перед преуспевающим товарищем – совладельцем небольшого ресторана недалеко от центра города. Женька, или, точнее, Евгений Петрович, приехал хвастаться новой покупкой – шикарной иномаркой, напичканной дорогущей электроникой. И как раз во время скромного застолья, Инна – жена Павла, обронила фразу: «Скоро, наверное, нас выселят». Женька рассмеялся и покровительственно махнул располневшей пятерней, мол, успокойтесь. Потом Павлу пришлось долго благодарить друга детства в полутемной прихожей, уверять в том, что вот-вот грядет повышение на работе, и он тотчас же рассчитается. Евгений Петрович недоверчиво хмыкнул и, хлопнув по спине бывшего одноклассника, стремительно вышел из пропахшей безденежной тоской квартиры.
Вспомнив тот вечер, Павел тяжело вздохнул, и снова стал прикидывать в уме: получиться ли сэкономить хотя бы пару тысяч на возврат долга. Со всеми насущными тратами выходила астрономическая сумма, не вязавшаяся с границами реальности. А тут еще из банка снова звонить начали. Ох…
Рабочий день подошел к концу, и наметился четкий план дальнейших действий: распивочная, магазин, дом. Дом. Ненавистный дом, который буквально несколько лет назад казался милым семейным гнездышком, оплотом любви и светлого будущего. Финансовые тяготы не так остро напоминали о себе, сглаживались пониманием и общей надеждой. Новоиспеченная супруга, Инна, оптимистично смотрела на окружающий мир и не обращала внимания на жесткие клещи безнадежности, постепенно сжимающиеся вокруг очага. Жена Павла была на семь лет младше него, имела за плечами высшее образование, абсолютно неприменимое к условиям реального мира: «Искусствовед». Звучит как приговор, особенно в маленьком городе, где даже инженеры и архитекторы вынуждены наниматься на рынок.
Первое время Инна никак не хотела снимать розовые очки и надеялась найти себя в искусстве: то начинала писать гениальный роман, завершающийся на третьей странице, то обнаруживала в себе дар флориста, то понимала, что всю жизнь хотела рисовать пейзажи и этюды. Хватило трех лет, наполненных постоянной экономией, чтобы розовые очертания спали с окружающего мира, и он предстал во всей своей бескомпромиссной красоте. Инна устроилась продавцом в книжный магазин, но, проработав всего полгода, ушла в декретный отпуск.
Павел угрюмо уставился на рюмку с водкой, повертел ее в руках и выпил залпом. В кармане звенела мелочь: хватит еще на одну. Глотки обжигающей жидкости напоминали судорожные вдохи утопающего, твердо решившего скрыться в глубине. С каждым днем количество рюмок увеличивалось, Павел все позже и позже стал приходить домой.
И сегодня он начал осторожно открывать входную дверь, едва минула полночь. Стараясь не разбудить беременную супругу, находящуюся в перманентном состоянии скандала, Павел разделся и лег в кровать. В окно светила ущербная луна, вырисовывая аккуратную тропинку на вытертом паласе. Уже засыпая, вспомнил, что видел раньше такую тропу: в детстве, когда отец запирал в комнате одного. Нетрезвый мозг прервал неприятные воспоминания, вызывающие чувство животного страха.
Павел шел по пустынному городу, стараясь найти своих друзей. Ему было всего шестнадцать, он снова стал тем скучающим подростком, уверенным в безоблачном будущем. Но сейчас на душе скребли кошки: обычно оживленный городок выглядел вымершим. Вокруг не было ни души, лишь ветер изредка толкал в спину, намекая, что самое интересное будет впереди.
И вот, наконец-то, на горизонте замаячила знакомая фигура: Юлечка. Растрепанные рыжие волосы, полосатая юбка и высокие сапоги: ее можно было узнать и за километр. Улыбнувшись, Павел ускорил шаг и уже через мгновение обнял свою подругу, разрываясь от избытка чувств.
- Юлька! Как же я рад, что тебя нашел! Ты представляешь: битый час таскаюсь по городу и ни одной души!
Павел разомкнул объятья, удивившись холоду, идущему со стороны пылкой красотки. Он внимательно посмотрел на ее лицо, и счастливая улыбка сошла на нет: глаза старой подружки напоминали мертвенно неподвижные глазницы куклы. Кожа была матовой, холодной и безжизненной. Юля вдруг улыбнулась, но лучше бы она этого не делала: вместо милой улыбки вышла перекошенная гримаса. Давно уже мертвые глаза уставились на Пашу, и из открытого рта куклы раздался ровный механический голос:
- Пойдем со мной. Я знаю, где тебе будет хорошо.
У Павла перехватило дыхание, и он стал отходить назад. Подруга увидела этот маневр и двинулась вперед, стараясь схватить парня за руку. Безжизненный рот куклы повторял на манер речитатива:
- Пойдем со мной. Я знаю, где тебе будет хорошо.
Монотонность фразы и мертвый взгляд Юли бросали в дрожь.
Павел побежал по пустой дороге, не оглядываясь назад. В ушах то и дело раздавались слова подруги-куклы, для нее не существовало расстояний. Парень бежал и бежал, не чувствуя усталости. И вот, наконец, наступила тишина. Паша перешел на быстрый шаг и в страхе обернулся: дорога была девственно чиста. Юли не было видно, можно было перевести дух. Сделав несколько шагов, Павел обнаружил себя на городской площади, расположенной довольно далеко от места встречи со старой подругой. Не успел он удивиться такой перемене обстановки, как увидел в нескольких метрах от себя двух бывших друзей: Кирилла – здорового бугая, баскетболиста и мечту старшеклассниц, и Никиту – задиру и хулигана, от чьего присутствия страдала вся школа. Павел затормозил и успел выпалить:
- Господи, наконец-то! Как же хорошо…
Его фраза была грубо оборвана монотонным слаженным гулом:
- Пойдем с нами. Мы знаем, где тебе будет хорошо.
Кирюха и Некит, закадычные друзья и компаньоны в ночных вылазках до любвеобильных первокурсниц местного техникума, смотрели, словно, сквозь Павла и неотвратимо подходили все ближе и ближе.
Ни секунды не раздумывая, Павел побежал обратно, старясь быстрее скрыться с этого асфальтового пустыря.
Прошла целая вечность в этом марафоне от одного знакомого лица с пустыми глазами до другого. От их призывного бормотания болела голова, и ломило все тело. Хотя, может быть, это были последствия бега наперегонки с мертвым городом.
Павел проснулся, жадно вдыхая застоявшийся воздух. Одеяло облепила мокрое тело, не давая шевельнуться. Мучила сильная жажда, во рту побыла свора кошек. Напившись прямо из-под крана, Паша принял решение пока не идти в душную спальню и посидеть, покурить на кухне. Ночной бред не хотел отступать и постоянно напоминал о себе противным холодком по позвоночнику, словно змея ползая вниз вверх.
Затушив одну сигарету и прикурив следующую, Павел задумался о сне. Он давно не видел этих кошмаров, вот уже шестнадцать лет. Видимо, проблемы и напряжение отворили двери в темный чулан.
Паша вспомнил своего отца – алкоголика, любимым способом воспитания у которого значилось заточение шестилетнего сына в тёмной детской, выключив свет и подперев снаружи дверь. Наверное, папаше нравились истеричные крики испуганного ребенка, и все это давало повод еще раз хорошенько отходить свою жену. За то, что родила обузу, и за то, что не дает денег на очередную бутылку.
Павел погасил сигарету и вспомнил, что в редкие моменты его темница освещалась лунной дорогой, милостиво расстеленной ущербным месяцем, бесстрастно наблюдавшим за чужими бытовыми неурядицами. Была еще одна особенность: куклы. Фарфоровые куклы, расставленные по всей детской: вынужденный подарок маминой сестры, рано потерявшей дочь, которая была без ума от дурацких кукол. Она наряжала их, пела песни, кормила, давала каждой имена. Но потом дочки не стало, а игрушки напоминали о ней. И в голову тёти Иры пришло гениальное решение – подарить их вместе с довольно неплохими конструкторами и непонятными настольными играми на английском и немецком языках племяннику. Ровно сорок две куклы, четыре десятка жуткий тварей, безжизненно глядящих из темноты на перепуганного ребенка. Тут и там сидели, лежали, стояли навеки замершие дети, никогда не бывшие живыми. Все, что они могли – это вселять ужас в сердце перепуганного ребенка своими человеческими лицами и мертвыми, рассеянными взглядами. Но и этого хватало с лихвой: Павел на всю жизнь запомнил эти круглые лица, заставляющие его кричать и колотить в дверь. С возрастом страх не исчез: он перекочевал в сны.
И вот ровно шестнадцать лет назад приснился последний сон. Неужели опять? Неужели вновь придется просыпаться с мокрым от пота и слез лицом и бояться глянуть по сторонам, чтобы не встретиться взглядом с безжизненной пластмассой.
Потянулась длинная рабочая неделя, разбавляемая вечерними походами в распивочную. Но привычное размеренное существование прервалось очередным известием: отец попал в больницу. По словам врачей, ему оставалась пара месяцев до тех пор, пока едва работающая печень не перестанет функционировать. Павел не питал особых чувств к папаше, но понимал, что эта новость убьет и без того постоянно больную маму. Все вокруг покрывалось черной пеленой, которую не могли уже рассеять те несколько жалких рюмок каждый вечер.
Инна стала чаще заговаривать о скорых родах. Павел по-своему понимал эти разговоры: денег катастрофически не хватало, нужно было брать отпуск за свой счет и ехать в областной центр искать работу. Был и другой вариант: просить кого-нибудь из друзей помочь найти халтуру. Некоторые из них твердо стояли на земле, и запросто могли найти неплохое место для старого друга. Промучившись пару дней, Павел, не выдержав постоянных скандалов, набрался смелости и позвонил Женьке. Тот как раз задумал расширять свой ресторанный бизнес и открывать филиал. Но стоило лишь заговорить с ним о возможной подработке, как тот перешел в наступление и жестким голосом напомнил о давешнем долге, который нужно давным-давно отдать. Павел был раздавлен такой реакцией самого надежного из друзей и смог промолвить что-то про «в следующем месяце», как связь оборвалась – окончательно бывший друг повесил трубку.
Павел не стал все рассказывать жене, чтобы не обострять конфликт. Сослался на занятость Евгения и обещал позвонить остальным.
В очередной раз, получив острый укол жалости к себе, и понимание, что он никому не нужен, Паша еще больше замкнулся. На работе начальник стал намекать на возможное увольнение, если отдел не сделает месячную норму. Круг постепенно сужался, оставляя наедине со всеми проблемами и страхами. Последние стали частыми посетителями. Через полторы недели после последнего кошмара случился еще один, повторив в точности первый. И снова пот и слезы, и вновь ночная кухня и призраки, выглядывающие из заколоченного чулана.
Отец не прожил отведенные месяцы и скончался на третью неделю после госпитализации. Горе съело мать наполовину, и та теперь напоминала живой скелет, непонятно зачем влачимый по земле. Всем было ясно, что скоро будут новые похороны.
Мертвый отец, лежащий в новом дешевом костюме и картонных туфлях, напоминал большую куклу с восковым, пожелтевшим от времени лицом. Павел стоял над гробом и чувствовал какое-то облегчение, смешанное со страхом. Даже сейчас сын боялся своего отца, словно тот и из могилы мог нанести подлый удар, бросив на растерзание в темноту, прямо в лапы к жутким монстрам с неподвижными глазами. Даже смерть не могла разрушить эту связь, навеки приковавшую Павла к лунной дорожке, постоянно стоявшей перед глазами и ведущей из тусклой реальности в пасть ночных кошмаров, повторяющихся день ото дня.
Прошло еще пару недель, и на землю лег долгожданный снег, скрасивший убогие грязные пейзажи. Вместе с весело кружащими снежинками пришли морозы, напомнившие Пашиной семье о необходимости зимней одежды, на которую, как обычно, не был распланирован семейный бюджет. На этой почве возникли новые распри, скандал в семье сменялся скандалом, усугубляя и без того шаткое душевное равновесие обоих супругов. Павел впервые напился дома, полностью игнорируя крики жены. Он знал, что пропивает последние деньги, на которые можно было бы купить витаминов для беременной Инны, но ничего не мог с собой поделать. Тяжкая пелена окутывала его все сильнее, заставляя погружаться в топкое болото все глубже и глубже.
Кошмары все чаще стали посещать спальню Паши и не отпускали до самого утра. Но если к страшным снам можно было привыкнуть, но новое событие полностью выбило из колеи.
Павел как обычно сидел в распивочной, когда его кто-то окликнул со стороны двери. Лениво подняв взгляд на вошедшего, Павел вздрогнул и уронил полную рюмку на пол. Вслед за посудой полетел стул, лихорадочно опрокинутый вскочившим Пашей: прямо перед собой он увидел пустые глаза, уставившиеся на него. Ночной кошмар на мгновение стал явью и Павел понял, что бежать некуда, ОНИ повсюду. Наваждение подержалось пару секунд и спало также внезапно, как и наступило. Паша, покрывшись холодным потом, трясущейся рукой протер глаза и увидел удивленные глаза местного выпивохи, направляющегося к соседнему столику.
Павел в спешке выбежал на улицу и чувствовал себя тем самым перепуганным шестнадцатилетним подростком. Улица была сера и пустынна. Тусклый свет фонарей еле пробивался через плотный снегопад. Казалось, что молодой снег, заботливо укрывший каждый клочок города, заодно припрятал и его обитателей до лучших времен. Паша резко затормозил и удивленно посмотрел по сторонам в поисках прохожих. Происходило нечто странное: в это время весь офисный планктон расплывался по домам, наружу вылезали влюбленные парочки, снующие подростки и все остальные, из кого состоит городское население. Но не сегодня, и не в этот момент: сейчас Павел был наедине с самим с собой и городом. Сон становился реальностью, которая в свою очередь все меньше походила на явь. Вскоре Паша увидел фигуры прохожих, словно нарисованных нетвердой рукой вдали. Он устремился к ним, чтобы убедиться в реальности происходящего, но каждый шаг давался нелегко: в голове крутилась дурацкая строчка из сна. Миновав расстояние, разделявшее Павла и его возможных спасителей, он с надеждой поглядел на лица этих прохожих. Беспощадный ветер откинул прядь волос с лица женщины, неподвижно смотрящей прямо перед собой.
Крупная дрожь пробила по спине, из груди вырвался вопль ужаса, смешанного с истерикой. Не в силах совладать с собой, он не мог двинуться с места и с ужасом взирал на лица прохожих: круглые лбы, короткие подбородки и по-детски пухлые щеки. На Павла уставились несколько пар абсолютно одинаковых неподвижных глаз.
- Что вам от меня нужно?! Отвалите! Я сплю, это просто сон! – закричал Павел, пытаясь сдвинуться с места. Непокорное тело решило сдаться и сделало несколько нетвердых шагов. Паша, что есть сил, рванул вперед, не разбирая дороги. Но куда он не бежал, в какой переулок не сворачивал – везде натыкался на живых кукол. Отовсюду раздавался мерзкий шепот: «Пойдем с нами. Мы знаем, где тебе будет хорошо». И некуда было деваться, да и наяву не так уж легко бегать, как оказалось. Следом за кашлем, возникшим из ниоткуда, запросили пощады вялые ноги офисного работника, не приспособленные к таким забегам. Заломило в висках, шумно застучало сердце: пришлось сбавить скорость и постепенно перейти на быстрый шаг. Да и куда бежать, если ОНИ повсюду? Каждый прохожий глядит немигающим взглядом, от каждого лица хочется зареветь, словно ребенку, едва видишь очередной круглый лоб с нависающими бровями.
Павел остановился, не в силах сделать ни шагу дальше. «Будь что будет», - мелькнула одинокая мысль в истощенном мозгу.
Куклы приближались все ближе, их шепот становился громче и настойчивее. Дрожь стала болезненной, словно по коже проходили электрическим разрядом. Десятки живых фарфоровых и пластиковых кукол окружали со всех сторон. С каждой минутой их становилось все больше, они появлялись из подворотен, выходили из домов, баров, магазинов. Где-то вдалеке, наверное, стояли брошенные машины. Весь город остановился, чтобы показать свою сущность: беспощадные мертвые игрушки, мечтающие обрести плоть. Им никогда не стать живыми, и они это знают.
Около Павла появились двое детей, наряженных в пышные старинные платья. Шарнирные ручки и крохотными холодными пальцами протянулись в сторону упавшего на снег мужчины. ОНИ достали его. Мир закрутился и сжался в яркую, медленно угасающую точку. Павел без чувств вытянулся на заснеженном асфальте под недоуменные взгляды прохожих, столпившихся посмотреть на сумасшедшего.
Прошло несколько дней, пока новый пациент местной больницы пришел в себя, вернувшись из длительного путешествия где-то в глубине истерзанного сознания. Первое, что увидел Павел после того, как очнулся было заплаканное лицо жены. Она всё это время не покидала палату мужа, ожидая его возвращения и надеясь на то, что очнется именно ее супруг, а не новый городской психопат. Паша с содроганием посмотрел на нее, боясь увидеть круглый низкий лоб и по-детски пухлые щеки. Но все было в порядке, перед ним сидела Инна, и ее лицо было пусть и изможденным, но человеческим.
- Милый, родной мой! Очнулся! Слава богу! Узнаешь меня?
Павел слабо улыбнулся и осторожно дотронулся до ее руки, с наслаждением почувствовав теплоту живого тела.
- Все хорошо, Инусь. Видимо, я просто устал. Но теперь все в порядке, не волнуйся, - Паша улыбнулся.
Инна рассказала мужу о том, как его полуживого, бредящего, подобрала «скорая». Потом пересказала вердикт врача: «нервный срыв на фоне хронического переутомления и злоупотребления алкоголем». Доктор обещал, что неделя-другая покоя и строгой диеты поставят на ноги. Это была хорошая новость, но Павел никак не мог забыть то, что видел на улице. Мучительные кошмары перестали быть достоянием ночи, теперь они могли дотянуться и в реальном мире. Каждый прохожий был потенциальным кукольным монстром, в любую минуту все могло измениться.
Несмотря на опасения, прошло две спокойных недели, за которые Павел набирался сил и понемногу искал новую работу: со старого места позвонили и сообщили об увольнении. Это, как ни странно, вкупе с происшествием, возымело положительный эффект: Паша почувствовал какую-то перемену, надлом в душе, который не давал покоя. Именно эта встряска дала сил на новую надежду. В доме прекратились скандалы, Инна вновь казалась той самой единственной и незаменимой, понимающей и готовой придти на выручку в самые тяжелые времена. Жизнь стала налаживаться, где-то в осязаемом будущем забрезжил тусклый луч света, но, по сравнению с предыдущими событиями, он казался Павлу и Инне слепящим солнечным днем, способным вывести их из тупика.
Павла оставили в покое и назойливые кошмары, понемногу стали забываться и события прошлого месяца. Все казалось ирреальным, бутафорским, выдуманным. Вскоре нашлась отличная должность в областной страховой компании: там был нужен человек с опытом Паши и его образованием. Придется немного пожить порознь, но чего не сделаешь ради счастливого будущего – к этому решению оба супруга пришли одновременно, не мучая себя лишними сомнениями. Были улажены формальности, Павел пару раз съездил на новое место работы, познакомился с коллективом, который оказался на редкость дружелюбным и молодым. На следующий день был намечен окончательный отъезд, поэтому в доме творился небольшой кавардак: там и тут стояли сумки, составлялись и переписывались списки всего необходимого. Инна то и дело начинала плакать и говорить, что уже соскучилась и не знает, как переживет вынужденное расставание.
За всеми хлопотами подошла ночь, пора было ложиться спать, но Павел задержался, проверяя, все ли взял с собой. Инна пожелала спокойной ночи, поцеловала мужа в губы, оставив легкий привкус корицы, и ушла в спальню. Паша выкурил последнюю сигарету, завтра он собирался совсем бросить курить, и отправился вслед за женой. Войдя в комнату, где стояла узкая, скрипучая кровать, он понял, что Инна уже спит – ее большой живот был бережно укутан одеялом и вздымался равномерно и величественно. Павел немного постоял на пороге, любуясь этим зрелищем и предвкушая скорое появление ребенка – долгожданного сына. Ласково улыбнувшись, Паша лег в кровать, стараясь не шуметь и занять как можно меньше места на самом краю, и повернулся к жене, чтобы поцеловать ее.
Инна медленно повернула голову в его сторону и уставилась на него немигающим взглядом. Рядом с Павлом лежала кукла с мастерски выточенным круглым лбом, на пухлой щеке неведомый мастер вывел аккуратную родинку – точно такая же была и у Инны. Мертвые глаза куклы смотрели на Павла, из ее рта донеслись знакомые звуки, складывающиеся в ненавистную фразу.
Павел медленно встал с кровати и тихо вышел из комнаты. Он понял, что никуда не деться от наваждений, пока кукла, притворяющаяся его женой, будет жива. Пройдя несколько метров по темному, узкому коридору, Паша вышел на кухню и подошел к тумбочке. Выдвинув ящик, он сразу увидел то, зачем пришел – большой разделочный нож, лежащий ровно по центру. Тяжелый и острый – все, что требуется в такой ситуации. Павел взял нож и, тихо, на мысках, вернулся обратно в спальню. Кукла по-прежнему лежала на кровати, не сменив даже своей позы. Теперь ее живот казался угрозой и вызывал страх: внутри него что-то шевелилось и пищало, словно ворох перепуганных, голодных крыс.
Тело ломило от нестерпимой дрожи, казалось, даже воздух пропитан страхом.
«Нет, тварь, не выйдет», - с ледяным спокойствием подумал Павел, удобнее перехватывая рукоятку ножа.
Взмах! Удар пришелся прямо в центр огромного брюха. Стоило лезвию войти внутрь, как шевеление и писк прекратились. Зато завопила кукла: звала по имени и умоляла остановиться. Но Павел был наготове и, практически не целясь, со всей силы вонзил острие в грудь ужасной кукольной королеве. Удар получился сильным, но неумелым: скользнув по чему-то твердому, нож соскочил и едва не вылетел из руки. Паша с остервенением стал кромсать своим импровизированным мечом это порождение ужаса, принявшего облик столь дорогого человека. Кукла наконец-то притихла и закрыла глаза. Павел устало выдохнул и бросил нож на пол. Руки дрожали. Он и сам хотел упасть вниз вслед за оружием, но что-то заставило его поднять глаза. Около кровати стояло большое трюмо, купленное на недавней распродаже. Из зеркального лабиринта на Павла смотрел немного грузный мужчина, испачканный в крови. Его неподвижные глаза смотрели прямо в лицо Паше. Он дрожащей рукой дотронулся до щеки и ощутил холод фарфора.
Медленно развернувшись к кровати, увидел красивую, беременную женщину, лежащую на кровати. Она была мертва: убийца вспорол живот и убил ребенка, и уже после, неумелой рукой искромсал и ее саму. Она до последнего цеплялась за жизнь.
Павел смотрел на все это и не чувствовал ничего, кроме пустоты, заполнившей тело. Он всю жизнь боялся кукол, видел их в каждом встречном. Но, как оказалось, источник страха всегда находился ближе, чем он думал. Он сам был безжизненной игрушкой в мире живых, которой было невыносимо находиться здесь. Враг прятался так глубоко, что его нельзя было залить спиртным или извести таблетками – он стоил жизни.
За входной дверью раздались крики и топот - соседи пытались ворваться в квартиру. Павел провел рукой по залитому кровью лбу Инны, прощаясь с ней, и направился к окну, ведущему во двор. Задвижки туго скрипнули, и в комнату ворвался ледяной ветер, удивленный открывшейся ему картиной. Павел улыбнулся и стал на подоконник, внизу в спешке парковались «скорая» и полиция, в подъезд бежали люди. В последний раз поглядев на ненавистное кукольное лицо в отражении оконного стекла, Павел сделал шаг вперед.
Его похоронили отдельно от Инны и не родившегося ребенка. Он нашел покой рядом с отцом и матерью, ушедшей вслед за всей семьей.
20.11.2012