Происшествие в детском саду
Достопримечательности моего города – это дома и улицы, парки и сады. Конечно, на сегодняшний день основная часть города изменилась – выросли высоченные безликие многоэтажки и ультрамодные стеклянные бизнесс-офиссы, но если свернуть с центральной улицы в сквер, пройти метров пятьсот по мостовой, то можно оказаться в старинной части города, где сохранились узкие кривые каменные улочки и плотно прижатые к друг другу дома с черепичными крышами и треугольными остроконечными фронтонами. Все они разные – построенные во времена казачества, в эпоху барокко или во времена бурнозарождающегося капитализма начала двадцатого века. Но, так или иначе – это мой город, с его историей и его загадками. Историю, которую я вам хочу рассказать, произошла в старой части города в старинном двухэтажном массивном здании, окружённым витееватым кованым забором. Когда-то давным-давно ещё до революции здесь находилась аптека немца по имени, если не изменяет память – Магнус Лебендорф или Лехендорф. Ну, это, в принципе не важно, так как жернова революции безжалостно перемололи как самого немца так и всё его громадное семейство. Осталась только аптека, добротно и качественно построенная – как говорится, сейчас таких не строят. Сначала в ней разместился штаб ГубЧК, потом какая-то заготовительная контора. После Великой Отечественной Войны в здании бывшей аптеки находилась библиотека. И только на заре перестройки и всеобщей гласности из библиотеки сделали детский садик. Была проделана колоссальная работа по созданию детских игровых площадок и по ремонту самого здания, чему местные жители были бесконечно счастливы и благодарны.
«Время ещё есть» - взглянув на часы, подумала Алиса и решила пройтись до работы пешком. Утро было тёплое. Свежий прохладный ветерок шелестел по мостовой и слегка теребил одежду прохожих. Яркое сентябрьское солнце висело золотым диском на бледно-голубом небе. Алиса или как её называли на работе - Алиса Вениаминовна, молоденькая девушка с большими голубыми глазами и огромной копной развивающихся каштановых волос – после окончания института устроилась работать воспитателем в детский садик в родном городе. Заниматься с детками было ей по душе, и очень нравилось. Вот и сегодня она спешила на работу, чтобы насладиться общением с неспокойными и озорными малышами.
У входа в здание садика Алиса встретила Матвея Игнатьича, высокого крупного мужчину лет шестидесяти, который работал сторожем и заодно выполнял различную хозяйственную работу – мебель починить, что-то подкрасить или отремонтировать. Игнатьич, как его звали работники детсада, уже несколько лет был на пенсии – проработал всю жизнь механиком в автоколоне. Просто так сидеть дома ему было не интересно, и когда позвали работать в садик, то с радостью согласился. Напарником у Игнатьича был студент-заочник Николай – длинный худой парень с выпученными рыбьими глазами, страшно непунктуальный и забывчивый, за что ему часто влетало от заведующей садика.
- Доброе утро, Игнатьич! – звонко прощебетала Алиса.
- Здравствуйте, Алиса Вениаминовна. Вы сегодня необычайно красивы, – прохрипел Матвей Игнатьич, - Сегодня прекрасный день, не находите?
- Спасибо, - засмущалась девушка и слегка покраснела, - День чудесный. Последние солнечные денёчки.
- Заведующая розпорядилась, чтобы все группы до обеда гуляли на улице. Мы с Николаем запустим вентиляционную систему. Её надо проверить перед зимой, пока тепло, - важным голосом сообщил сторож.
- Матвей Игнатьич, вы же знаете, - у меня детки совсем маленькие. Я с ними попозже выйду, – сказала молодая воспитательница и вместе со сторожем вошла во внутрь здания.
- Ну, смотрите, Алиса Вениаминовна, вентиляция старая. Будет шуметь, - ответил Игнатьич и сел за дежурный стол возле лестницы, ведущей в подвал.
Алиса хотела что-то ответить сторожу, но передумала. Ей надо было спешить – скоро начнут приводить малышей в группу. Матвей Игнатьич укоризненно посмотрел на девушку, тяжело вздохнул и погрузился в чтение вчерашней газеты.
Не прошло и пару минут - садик уже наполнился детьми и взрослыми. Детки прощались с родителями и разбегались по группам. После завтрака воспитатели стали выводить детей на улицу, чтобы сторожа могли спокойно заняться проветриванием помещений. К десяти часам утра здание оказалось пустынным и только младшая группа Алисы Вениаминовны осталась внутри.
Чтобы не сидеть просто так сложа руки и дожидаться напарника Матвей Игнатьич решил спуститься в подвал и включить вентиляцию, которая представляла из себя систему труб и вентиляционных шахт, забетонированных в стены ещё при строительстве дома. Трубы начинались от самых дальних уголков подвала и петляя через многочисленные комнаты, выходили на чердак, где стояли массивные покрытые коррозией вентиляторы, которые нагнетали свежий воздух в систему. Трудно представить принцип работы всей этой конструкции – уж очень она бьла громоздкая и при запуске ужасно грохотала. Скорее всего она была разработана для нужд аптеки и осуществляла вентиляцию и охлаждение комнат с медикаментами и лекарствами.
Подвал представлял собой длинный коридор с неимоверным колличеством дверей, многие из которых были заперты и не открывались ещё со времён первого хозяина дома – аптекаря Магнуса. Заведущая садика, Любовь Георгиевна, периодически пыталась попасть в закрытые комнаты, но их замки и дверные петли настолько проржавели, что проникнуть во внутрь не представлялось возможным. Поэтому она оставила свои тщетные попытки до лучших времён – благо помещений для нужд садика в бывшей аптеке хватало и без подвальных комнат.
Матвей Игнатьич спустился по лестнице в подвал, включил свет и направился в дольний конец коридора, где на стене находился рубильник включения вентиляции здания. Тусклый свет сороковаттной лампочки едва освещал мрачный коридор. Перед сторожем открылось унылое зрелище: обшарпанные стены, тяжёлые дубовые двери с подгнившими внизу досками, покрытый паутиной и пожелтевший от времени потолок. Матвей Игнатьич подошёл к рубильнику и включил вентиляцию. Где-то наверху раздался треск заработавших моторов, перешедший в протяжный гул, набирающих скорость лопастей вентиляторов. Затем затрещали трубы от хлынувшего потока воздуха, и из вытяжек потянуло прохладой. Сторож решил не оставаться в подвале и подождать наверху. Вернувшись на своё дежурной место, он сел за стол и снова углубился в чтение газеты. По всему детскому садику раздавались скрипы и лязганья старой вентиляции. В здании стало свежо и прохладно.
«Ну, надо же! Работает. Надо будет как-нибудь моторы маслом смазать» подумал старик и усмехнулся.
Вера Ивановна, огромная грузная широкоплечая женщина, с таким же тяжёлым характером как и она сама, глубоко уверенная, что всё хорошее в жизни проскачило мимо неё, вошла вовнутрь садика и уставилась на сторожа.
- Что за шум, а драки нет? – спросила она язвительно у Игнатьича.
- Не шум. Это я вентиляцию включил. Любовь Георгиевна приказала, - чуть стушевался сторож.
- Выключи, - повелительным тоном прошипела Вера Ивановна, - Она мне уже всю голову надудела.
- Когда надо, тогда и выключу, - огрызнулся Игнатьич и демонстративно уткнулся в газету.
Вера Ивановна фыркнула и направилась в свой кабинет на втором этаже. Она была необычайно толстой, ленивой и вредной. Работа медсестры в детском садике не особо утруждала её. Основной задачей было пройтись по группам и раздать детям витаминки или на худой конец померять температуру и вызвать детского врача. Внешне Вера была неказиста и ничем не выделялась: обыкновенное лицо с отвисшими щёками, двойным подбородком и маленькими поросячьими глазёнками. Кожа на лице имела не здоровый бардовый оттенок, что свидетельствовало о серьёзных проблемах с желудком и грядущих сердечных приступах.
Вера Ивановна, не спеша, поднялась по лестнице на второй этаж, выждав пол минуты и отдышавшись, направилась к себе – в дальний кабинет между кладовкой и прачечной. Доски пола скрипели и прогинались под её неимоверным весом, когда она передвигалась по коридору. Под полами красного синтетического платья колыхались складками, заплывшие жиром, «слоновьи бёдра».
Оказавшись в своём кабинете, Вера Ивановна закрылась изнутри на шпингалет, раскрыла оконные шторы и села за стол. Лучики солнца проникли вовнутрь и осветили небольшой уютный медицинский кабинет. Они пробежали по старомодным фотоснимкам, которые висели на стене, попрыгали на узарчатых потолочных плафонах и засияли золотом в зеркале над умывальником. Комната наполнилась светом и теплом нового дня.
В отражении стеклянного шкафа Вера Ивановна увидела голубое небо, кроны пожелтевших деревьев и одинокую ворону, сидевшую на телеграфном столбе. Её сердце сжалось от тоски и одиночества. Чтобы отвлечься, медсестра достала из пакета, висевшего на спинке стула, жестянную банку со сгущённым молоком. Из верхней шуфлядки были извлечены нож и столовая ложка. Одним махом руки Вера Ивановна пробила ножём банку и стала вырезать из неё крышку. Зачерпнув полную ложки сгущёнки, медсестра принялась её поглащать.
И тут неожиданно она услышала странные звуки, отдалённо напаминающие щёлканья тысячи канцелярских ножниц. Источником столь странного шума было вентиляционное окошко вверху под потолком.
«Чёртов Игнатьич со своей вентиляцией» - подумала медсестра. Она поставила банку с ложкой на стол и увидела возле двери маленькую черноволосую девочку в белоснежном ситцевом платьечке.
- Кк-как? Как, та сюда попала? – чуть не поперхнулась Вера Ивановна от удивления. Она прекрасно помнила, что закрыла дверь изнутри.
Девочка молчала. Её мертвецки бледное лицо не выражало никаких эмоций. Лишь чёрные кудри развивались и шевелились в воздухе словно живые.
Медсестра, присмотревшись к неожиданной гостье, сообразила, что эта девочка не из их садика. Да, и платье на ней одето старинное, на ногах вообще ничего не было.
- Ты новенькая? Почему босая? Кто тебя сюда привёл? – Вера Ивановна стала терять терпение, - Ну, чего ты молчишь? Отвечай!
В ответ девочка зловеще улыбнулась, обнажив ровненькие беленькие зубки, через которые вдруг стала просачиваться красная жидкость. Кровь. Это была кровь. Девочка открыла рот шире, и из него хлынул поток крови, разлетаясь брызгами по всему кабинету. Крупные алые капли были по всюду – на стенах, на потолке, на столе. Они стали увеличиваться и стекать на пол в одну огромную багряно-алую лужу.
Медсестру охватила паника и чувство гадкого отвращения, от которого она скривилась. Во рту появился приторный неприятный вкус гнилой разлагающейся плоти. Ей стало муторно и душно – окружающий мир внезапно потемнел. Вера Ивановна вскочила и упёрлась руками о стол, жадно глотая воздух.
Девочка стала плыть по воздуху, приближаясь к луже крови. Оказавшись по середине лужи, она провалилась в ней. Вместе таинственной девочкой внезапно изчезла и вся кровь. Реальность вновь обрела ясные очертания.
Медсестру колотило и бросало то в жар то в холод. Ничего не соображая, она кинулась к умывальнику и открыла кран. Вода сначала едва закапала, потом потекла тоненькой струйкой и наконец хлынула с такой силой, что струи разлетались по всей комнате. Вера Ивановна намочила руки и стала безудержно тереть ими лицо. Она посмотрела в зеркало – в отражении на неё смотрело её же посиневшее и раздутое от гниения лицо, покрытое язвами и нарывами, из которых выползали мелкие белые черви. Но более всего её поразили глаза – ярко-красные, горящие дикой злобой. В них не было ничего человеческого! Отражение оскалило чёрные сгнившие зубы, словно желало вцепиться в глотку своей жертвы. Медсестра в ужасе отстранилась от умывальника и попятилась назад. Ничего не соображая, она кинулась к окну, чтобы открыть его и позвать на помощь.Все её попытки были тщетны – рама не поддавалась. Тогда Вера Ивановна навалилась на окно всей своей массой и вывалилась из него вниз на асфальтированную дорожку. Тишину солнечного дня нарушил глухой хруст ломающихся костей и протяжный стон умирающей женщины. Последнее, что она увидела в своей жизни – была маленькая черноволосая девочка со злобной улыбкой полной зловещей ненависти в оконном проёме медкабинета.
Матвей Игнатьич листал газету и периодически поглядывал на настенные часы – то ли ждал опаздывающего напарника, то ли времени, чтобы выключить вентиляторы. Внезано он почувствовал резкий зловоный запах, словно вонь от заношенного и залежавшегося грязного белья, пропитанного человеческим потом. Смрад стоял настолько противный, что у Матвея Игнатьича перехватило дыхание, лицо налилось свинцом и стали слезиться глаза. Сторож понял, что столь ужасный запах мог появиться только из-за старой вентиляции дома. Он глянул на часы, но не смог разобрать сколько прошло времени – так как стрелки стали бешенно крутиться на циферблате, причём в разные стороны. Неожиданно пропал свет и перестали гудеть вентиляторы. Игнатьич нащупал перила и начал осторожно спускаться в подвал в надежде отключить эту проклятую вентиляцию. Оказавшись внизу, сторож достал пластиковую зажигалку и зажёг её – в коридоре было пусто и тихо. Гробовую тишину прервал громкий старушечий хриплый смех. Он был повсюду и раздавался, словно из ниоткуда. Игнатьич бросил зажигалку, упал на колени и зажал, что есть силы уши, стараясь заглушить его. Но ужасный смех не прекратился, а наоборот стал сильнее в тысячу раз, проникая в голову и разрывая её на куски. Матвей Игнатьич стал кататься по полу и орать. Резкая боль пронзала тело, врезаясь всё сильней и сильней. Внезапно всё прекратилось: Матвей Игнатьич стоял в пустом коридоре, горел свет, и только лампочка качалась из стороны в сторону. Дальняя дверь заскрипела и открылась. Страх ледянными щупальцами сжал горло сторожа. Воздух наполнился мерзкой трупной вонью разлагающегося тела. Матвею Игнатьичу стало трудно дышать. Всё то, чего он боялся в жизни до этого – показалось ему детскими сказками. В конце коридора появилась сгорбленная старуха. Её седые, местами вырванные клоками, волосы торчали в разные стороны. Обугленное серое лицо, частично лишённое кожи, мерзко смеялось беззубым ртом. Тварь хихикала и приближалась к сторожу. Её скрюченные высохшие руки тянулись к нему. Мёртвая старуха шла медленно словно плыла по воздуху, перестав при это смеяться – или Матвей Игнатьич уже ничего не слышал. Он словно загипнотизированный смотрел на мертвеца. Её злые маленькие чёрные глазёнки буравили его на сквозь. Они были настолько живые, словно какое-то демоническое существо проникло в череп старухи и оттуда смотрело на окружающий мир через её остекленневшие глазницы. Сторож судорожно схватился за сердце и стал оседать, жадно глотая воздух. Мир снова потемнел в его глазах и Матвей Игнатьич провалился в небытие.
Грохот и постоянный шум надоел Алисе – не возможно было заниматься с детьми – и она решила пойти спросить у Игнатьича, сколько ещё будет продолжаться это безобразие. Воспитательница вышла из комнаты группы, специально не закрыв за собой двери, чтобы слышать что делают дети и подошла к лестнице.
- Игнатьич! – позвала девушка, - Матвей Игнатьич! Вы меня слышите?
Но ответа не последовало. Напротив – шум вентиляции стал нарастать и Алиса уже не слышала своего голоса. Она почувствовала вонь, настолько противную, что у неё запершило в горле.
«Это надо срочно прекратить! Тут же дети!» - подумала Алиса и стала спускаться на первый этаж.
Внизу стояла мёртвая тишина, лишь гулко раздавался звук шагов – громкий металлический звук подкованных сапог. Внезапно стены задрожали и со все щелей на Алису стал выплывать чёрный густой дым. Не зримая сила сковала девушку. Она не могла не сдвинуться, не пошевелиться. А дым всё приближался к ней и приближался. В нём Алиса увидела человеческие лица, искажённые от боли и кричащие, что есть мочи. Голос. Сквозь шум криков едва различался чей-то хриплый повелительный голос, терзающий сознание. Пронизывающий холод сковал девушку при этом жутком зрелище. Сознание помутилось и в голове всё смешалось.
«Дети. Надо спасать детей» - только одна мысль вертелась в голове у Алисы. Она кинулась назад к лестнице, но её ноги стали словно ватные и перестали слушаться. Девушка сквозь боль и отчаяние стала лезть вверх по лестнице, цепляясь руками за перила. Она всё лезла и лезла. Вперёд. Только вперёд! Вот её дверь! Закрыта? Почему?
Алиса стала тянуть дверную ручку на себя, но дверь не открывалась. Верхняя часть двери была стеклянной и девушка посмотрела в комнату. Все её детки стояли и пели какую-то песню. Их лица были спокойные и мертвецки бледные. Алиса стала неистово бить по стеклу, стараясь его разбить. Она царапала, грызла его. Но тщетно. Алиса зашаталась и потеряла сознание. Последнее, что она запомнила - это детские взгляды – бесхитростные, измученные, полные мольбы и безысходности.
Когда Алиса открыла глаза, то первое что она увидела – это огромный букет красных роз в руках молодого человека в милицейской форме.
- Ну, что? Вам уже лучше? Как себя чувствуете? – поинтересовался гость.
- Где я? Почему здесь? Что с детьми? – выдавила из себя девушка.
- Не волнуйтесь ради Бога. С детьми всё нормально. Все живы -здоровы, – стал успокаивать Алису милиционер.
Он рассказал, что её спасли другие воспитатели, которые услышали шум и вернулись в здание. Что всему виновата старая вентиляция, а вернее какие-то непонятные галлюциногенные грибы, которые росли в закрытых подвальных комнатах. Вентиляция разнесла их запах по всему садику, что привело к несчастному случаю с медсестрой. А Матвей Игнатьич жив, с ним всё в порядке – идёт на поправку. Грибы все уничтожили, и скоро садик снова начнёт работать.
Алиса слушала его и думала, как же хорошо всё-таки жить.
