Донбасский пленник
Он тяжело поднялся по ступеням. Вчера не мог заснуть от криков — кого-то пытали этажом выше. Сокамерник обронил, что у одного парня нашли нарукавную повязку «правосека», а, скорее всего, подбросили, потому что за поимку такого диверсанта дают премию. Накануне в той же комнате избивали его, просто вымещая злобу и боль за потерянных товарищей, потому что ничего нового он — офицер украинской армии не мог рассказать им.
Две недели в душном подвальном застенке, допросы, голод, но главное — безысходность, ощущение, что это никогда не окончится и даже умерев, угодишь в такую же камеру с измученными людьми. А сегодня утром принесли новый великоватый камуфляж, немного воды и кинули полотенце:
- Рожу умой.
Потом запястья стиснул металл наручников.
Во дворе под жарким августовским солнцем увидел толпу людей, окруженных автоматчиками. Командир сепаратистов - пожилой бритоголовый мужчина с тяжелым взглядом скомандовал:
- Стройся, в колонну по двое. Сейчас мы вас, тварей, проведём через Донецк, как когда-то гитлеровцев водили. Кто сделает шаг в сторону – расстрел.
Вышли из ворот. Пленник заметил рядом низенького крепыша в серой майке и тренировочных штанах.
- Ты из какой части?
Тот бросил настороженный взгляд, буркнул:
- А что? – Но потом, видимо, решил, что опасаться не стоит, и пояснил. - Из зоны мы, макеевская колония. Слышал? Пленных мало, вот нас и добавили. Прогуляемся лишний раз. – Криво усмехнулся.
- А ну заткнитесь! - Звонко прикрикнул один из конвоиров, и пленник увидел, что это молодая блондинка с осунувшимся ожесточённым лицом. С этим городом его связывала другая женщина, тоже светловолосая, но нежная и наивная. Впрочем, кто знает, какой была до войны автоматчица? Возможно, она из местных и когда-то они мирно ходили по одним улицам.
Он вырос в Донецке, и лучшие воспоминания остались об этом городе, где бегал в школу, играл в футбол, потом провожал с дискотеки свою первую любовь. До сих пор вспоминает её... Перрон с провожающими начинает плыть под стук колёс, а девушка, ускоряя шаги, смотрит на друга, стоящего в тамбуре, пытается улыбнуться сквозь слёзы. Озарённая летним солнцем, золотоволосая, в мечущемся на ветру светлом платье. И, наконец, останавливается, потерянно взмахивает загорелой рукой. Он с родителями уезжает в Киев. Год до окончания школы. Сначала переписывались, но однажды она перестала отвечать. Он смирился, но порой сердце ныло, когда вспоминал. Прошло почти десять лет. И вот возвращение. Кто мог подумать, что оно будет таким...
Колонна безоружных солдат идёт по улице. Офицер замечает в стороне, на тротуаре русоволосую малышку лет пяти. Своими белыми сандаликами она топчет распластанный на асфальте украинский флаг. Радостно оглядывает окруживших её людей, ждёт одобрения. Взрослые аплодируют бойкому ребёнку. Сценку фотографируют несколько журналистов. Стоят группами беседующие горожане, но вот их ряды на тротуарах по обе стороны дороги становятся плотнее. Что собрало их сюда? Имперская пропаганда, когда на одном неудавшемся законе о языке выстроили целую башню раздора? Заезжие диверсанты, поднимающие местных работяг против Украины, словно в России таким живётся слаще?
Люди смотрят на пленников, переговариваются. Вдруг из толпы пузом вперед лезет пожилой мужчина с седыми растрёпанными волосами и искаженным яростью лицом, кажется, он мелькал на экране телевизора – депутат от «Партии регионов», а прежде - коммунист. В руке депутата - осколок кирпича. Изрыгая брань, швыряет его в пленных. Конвоир отталкивает особо рьяного назад в толпу. Но та всё больше волнуется, кричит.
- Фашисты! Бандеровцы! - Из хора выделяется звонкий женский голос.
- Пидарасы ебаные, пидарасы ебаные. - Вступает мужской бас.
- Твари, в глаза смотрите! - Голосит дама средних лет, что-то знакомое в одутловатом лице — кажется, она завсегдатай антимайданных роликов, которые видел в Сети. - Зачем вы сюда пришли, гады?
Не на публику ли надрываются эти, вылезшие в первый ряд, заводя толпу, позируя фотокорреспондентам? Не за двести ли гривен? Или тут перешли на рубли?
В беззащитных солдат летит какой-то мусор, бутылки, помидоры. Старуха с портретом Сталина, висящим на груди, потрясает морщинистыми руками, проклиная Украину. Мальчишка лет шестнадцати с остекленевшим от ярости взглядом пинает ногой одного из пленных и снова ныряет в толпу.
Что сделали с моими земляками? Или они были такими всегда? - Офицер всматривается в искренне-возмущённые физиономии людей – именно на доверии толпы держится преступная власть, заставляя служить и умирать. Может быть, пленниками здесь отгородились от населения – пусть вымещает свой страх перед будущим на солдатах, видит в них виновников своих бед?
И тут видит знакомое женское лицо. Она почти не изменилась за несколько лет. Те же тонкие черты, ясные серые глаза и доверчивая улыбка. Только золотые волосы заплела в косу. В чёрной майке и джинсах стоит среди зрителей. Рассматривает колонну пленных незло, с любопытством. Машет российским флажком. Прежняя, легкомысленная и весёлая… Вдруг их взгляды встречаются. На прелестном лице мгновенно сменяются удивление, ужас, жалость. Тонкая рука с триколором опускается.
Броситься на идущего рядом автоматчика? Вцепиться зубами в глотку? Умереть как герой? Красиво, но глупо. Он должен выжить. Вернуться. Отомстить. Кому? И своей светловолосой? И безумным старикам с портретами Сталина и Путина? И ребенку, вытирающему сандалии о флаг? Бабам и мужикам с простодушно-злыми славянскими лицами?..
В глазах темнеет, ноги подкашиваются, но пленник упрямо смотрит вперёд.
