Послепобедье
и кровосток проходит через сердце
Геннадий Нейман
Меж куполов, запутавшись лучами,
Повисло солнце точно над крестом.
У кедра лапы на ветру качались,
он молод был – по виду лет на сто.
Купались чайки в бирюзовых водах,
Рыбачили, от радости крича.
Июль. Утихнул грохот ледохода,
И жизнь бурлила даже по ночам.
Короткое на Валааме лето,
И долгая в Карелии зима.
Макушки храма напитались светом,
Но нет монахов. Монастырь-тюрьма.
Тут контингент особенный – медали,
колодки, боевые ордена.
Такое вот себе завоевали….
Одна - победа, разная - цена.
В погоду на пригорок выносили
Обрубки тел рядками на траву.
Обычно запевал моряк Василий
Про Днепр, чьи волны без конца ревут.
Подхватывали песню «самовары»,
(Их складывали рядом у кустов.)
И плакала безглазая Варвара,
Крестясь на солнце мимо всех крестов.
Родные письма редко им писали.
У многих не осталось никого.
Другие - о себе не сообщали -
пропал, убит, и пусть из сердца вон.
Уж лучше так. Эх, где ж вы руки-ноги?
Во сне тревожно лает пулемет,
Туман клубится за селом над логом.
Снарядов недолет и перелет.
Атаки, рукопашные, оскалы
Немецких рож. Разведка, языки…
...Картошка в чугунке, шматочек сала.
И дочь навстречу тропкой у реки…
Не суждено… Хлеб горький у калеки.
Что им осталось? Только смерти ждать.
Конверт казенный, он палач, не лекарь:
«Погиб геройски». Точка. И печать.
А бабушка не верила печатям,
Всю жизнь солдаткой прожила одна.
На небесах успели повенчать их,
А тут не вышло... Чертова война!
«Вернется, » - каждый день твердила маме.
Хранила его место у стола.
Дед умер в 30 лет на Валааме,
А бабушка его всю жизнь ждала.
Москва, 19.05.2015
